И жизнь, и подвиг, и любовь
Евгения Николаевна со своими подросшими детьми
Тот октябрьский вечер застал меня на стадионе, куда все больше горожан стремится с целью борьбы с гиподинамией. Вечер был подарочно теплым и безветренным. И только нависшие над землей тяжелые тучи вызывали внутренний холодок, ибо небо казалось беспросветно темным, таящим в себе некую угрозу. Тем ярче виделись зажженные фонари и тем спасительнее казался их свет в вечернем мраке.
На стадионе в это неурочное время я была не одна. Этот факт невидимым образом нивелировал все тревоги и страхи, с детства преследовавшие, когда оставалась наедине с темнотой. Мой шаг становился все увереннее и скорее. И вдруг прямо надо мной послышалось курлыкание стаи журавлей, спешивших в теплые края на время осеннее-зимних холодов на родине. Сердце всколыхнулось, забившись в особом торжественном ритме.
- Как же вы угадываете, милые, направление полета в кромешной темноте? – прошептала, подняв глаза в черноту неба.
Не успев поразмышлять на эту тему, почему-то запела тихонько:
- Летит-летит по небу клин усталый…
Слова песни перенесли меня мыслями к деду Максиму, которого не посчастливилось знать лично. Но как часто в нашей семье звучали воспоминания любимой бабушки Евгении Николаевны Рекуновой о муже, погибшем на войне в неполные сорок лет. На руках хрупкой молодой женщины казак Рекунов Максим Иванович оставил, уходя на фронт в первые дни войны, пятерых деток. Старшей, Шурочке, к тому времени минуло тринадцать годков, младшей, Анечке, шел шестой. А между ними были еще Матронушка, Коленька и Венечка. Наша обожаемая баба Женя не уставала рассказывать, как ее Максим любил деток, как, работая на мельнице, слыл и настоящим мастером своего дела, и честным человеком. Его знали и уважали казаки ближних и дальних окрестностей. К нему обращались и за помощью, и за советом, и за добрым словом. Так что я, выросшая в многодетной семье, окруженная многочисленной родней, с раннего детства любила деда Максима всем сердцем. Была удивлена тем, что по воле Божией, как и он когда-то, я стала петь в церковном хоре. Жалела только об одном, что он так и не узнал об этом и о том, как разросся его род, какими дружными, добрыми и щедрыми выросли его дети, стали, как и он, уважаемыми людьми на новом месте жительства, каким ладным и красивым был наш семейный хор. И в глубине души сочувствовала, что его младший сынишка Венечка умер от глотошной, как называла болезнь бабушка, чуть раньше, чем погиб на передовой его отец-минометчик.
Неожиданно пришло на ум – птичий прощальный крик прозвучал надо мною в день памяти моей любимой бабули. А ведь она тоже прожила героическую жизнь в великой нужде и неустанных трудах в колхозе, в заботе о детях, оставленных распроклятой войной сиротами. Подняла, вырастила, выучила. Живя в нашей семье, где росли мы, три девчонки, успевала обогреть своею любовью и семь наших двоюродных братьев, а ее родных внуков. Она обшивала нас, из простой пищи готовила настоящие изыски, пекла лучшие в мире пироги с мясом, рыбой и пасленом, делала необыкновенно вкусные засолки, успевала с садом-огородом. А еще, сама будучи безграмотной, строго контролировала выполнение домашних заданий. Приучала к труду. И все – с любовью, терпением и смирением. Частенько просила нас почитать ей сказку про Аленький Цветочек, а сама любила рассказывать удивительную сказку про двенадцать лебедушек, что были «под один голос, под один волос, под одно белое лицо».
Шевельнулось в душе чувство вины перед ней, достойной того, чтобы воспеть ее материнский подвиг, рассказать о силе духа этой уникальной женщины. В ее руках любое дело горело и ладилось, а в сердце никогда не остывала любовь к Богу, к своей семье, к добрым людям. Всему этому я была живым свидетелем, а об одном эпизоде узнала много позже из рассказа ее младшей дочери Анны Максимовны. Она, на радость нам, здравствует и сегодня, пополняя историю рода новыми удивительными подробностями.
Тетя Аня единственной из рода Рекуновых дождалась известия о месте гибели и захоронения своего отца Максима Ивановича. В похоронке, которую по понятным причинам не стали хранить жена и дети, было указано только, что погиб боец Рекунов 28 февраля 1944 года смертью храбрых, защищая Советскую Родину. А точные сведения о месте гибели и захоронения добывали уже его правнуки. Случилось это только 70 лет спустя после указанной трагической даты накануне 110-летия со дня его рождения. По этому поводу в августе 2014 года собрались мы, его потомки, в неполном составе (нас оказалось за поминальным столом шестнадцать человек), отслужили панихиду, помянули командира минометного расчета, павшего в боях за освобождение Украины. Узнали, что награжден был Максим Рекунов медалью «За отвагу» и лежать остался в братской могиле украинского села Михайловского Николаевской области. Мысль о поездке на место захоронения была порушена начавшейся на Украине войной. А вот доложить солдату о судьбе его рода было что. Дети прожили достойную жизнь, внуки и правнуки не подвели своего героя. К дате сорокалетия со дня смерти его жены-солдатки Евгении Рекуновой обновили надгробье, сменив памятник на крест, как она и хотела при жизни. Потом фото деда оформили для участия в парадах Бессмертного полка и дважды прошли с ним вместе торжественным маршем.
Вылазка на природу с детьми и младшей внучкой
И вот однажды в суете бегущих дней делаю остановку и возвращаюсь памятью в свое детство, в котором было так много счастья, сотворенного нашей любимой бабой Женей. Листая семейные фотоальбомы, вновь всматриваюсь в знакомые черты родных. Среди них – Соломатины, о которых за семейным столом было всегда много интересных рассказов, хотя лично с ними никогда не была знакома. Решила степень нашего с ними родства уточнить у тети Ани.
- Так они нам и не родные вовсе! – удивилась она моей неосведомленности.
Настал черед удивиться и мне:
- Я думала, судя по вашим рассказам, что между нами самое что ни есть близкое родство!
- Так оно и есть, Галочка! – снова смутила меня родственница. – Мамочка нас породнила.
И рассказала трогательную историю. Было это уже в конце войны. В их казачьем хуторе, стоящем на берегу Хопра, объявилась как-то женщина с двумя малыми детками. Остановилась как раз напротив куреня Максима и Евгении Рекуновых, растерянная, уставшая, все свое добро принесшая в двух больших узлах, связанных между собою и перекинутых через плечо. Бежала от бомбежек, смерти, голода и страха с одной только мыслью уберечь детей и убежать подальше от войны. Сталинградская битва уже отгремела и откатилась на запад. Хутор стоял по большей части осиротевшими куренями. А в тех, где еще теплилась жизнь, горе и страх посеяли и укоренили свои гибельные семена.
- Нам бы попить! – произнесла она пересохшими губами и опустилась без сил прямо на горячий песок.
- Милая, — захлопотала вокруг нее Еня, как ласково называли ее хуторяне, — вставай — вставай, пойдемте в хатку, я вас молочком напою!
Подняла женщину, ухватила узлы, детишкам скомандовала не отставать. А на пороге уже галдели хозяйские дети, радостно взволнованные появлением нежданных гостей.
- Айда к нам! – позвал от имени всех Коляша.
Пришлым мальчонке и девчушке дважды повторять не пришлось. Они впорхнули внутрь куреня, за ними поспешили казачата. Дети кинулись изымать чугун с картошкой, кринку с молоком, накрытый полотенцем круглый душистый хлеб. На мельнице по старой памяти выкраивали семье погибшего солдата по нескольку горстей муки, в которую мамка добавляла только ей известные травочки, высушенные и перетолченные в чугунной ступе. Хлебушек получался знатный, будто и не был замешан на целом букете трав, которые местные жители с малолетства знали как съедобные. Знакомиться принялись только когда подобрали со стола оставшиеся хлебные крошки.
Феня, так звали женщину, одолела с ребятишками десятки километров пешего пути по бездорожью, балкам да редким перелескам в поисках местечка, где бы душа не металась, как заполошная, от оглушающих взрывов, от горящих адским огнем городов, деревень, всего живого на его пути.
На школьном новогоднем празднике с внуками
К вечеру всем большим семейством накупались в чистых и быстрых водах Хопра, а наутро Еня повела беженцев в сельсовет определять на постой. Выбрали куренек поближе к Рекуновым, и стали обживаться на новом месте. Женщины, да и дети тоже, с той поры не расставались ни на работе в колхозе, ни дома, вместе управляясь по хозяйству. А по осени кормилица коровушка в семье вдовы солдата принесла телочку. То-то было радости! Еще новорожденная не успела обсохнуть, как Еня объявила своей подруге, что Пеструшку, как назвали телочку дети, она передает Фениной семье на обзаведение хозяйства. Та упала на колени перед своей спасительницей и, обливаясь слезами, произнесла: «Как же так, от своих ведь отнимаешь!». Евгения только обняла женщину за плечи и с улыбкой сквозь слезы ответила: «Максимушка такое бы не подумал даже. Вот его-то война у нас отняла – это факт. А мы с тобой только ряды сомкнули, чтобы жить дальше да детей поднимать. Видишь, сам Бог нам помогает!». Феня вытерла глаза, встала с колен, перекрестилась на восток и тихонько сказала: «Вижу, Енюшка, храни Господь тебя и твоих ребятишек, вовек не забуду твоей милости!». А по весне в семье Соломатиных прибыло ягненком во время окота овечек в хозяйстве Рекуновых. Вот так и стали родней на всю оставшуюся жизнь.
Повзрослев и разлетевшись по разным городам и весям, писали друг другу письма, слали фотографии. А уже на склоне лет Анна Максимовна, отдыхая на море близ жившего неподалеку названного брата, разыскала его адрес через паспортный стол и нагрянула в гости. Сюрприз удался. Встреча оказалась такой сердечной и по-родственному теплой, что расставаться никому не хотелось. На многие дни воспоминания о ней грели души. Много говорили о нашей любимой бабушке Евгении Николаевне, которая, помогая такой же осиротевшей семье, сама себя исцеляла от жгучей тоски, забываясь в заботах о ближних.
Наша дорогая бабуля никогда не роптала на свою вдовью долю, на то, что пенсию все никак не могла выхлопотать. А когда старшая внучка с энтузиазмом взялась за это дело и направила его в нужное русло, первая денежная выплата пришла в день ее похорон.
Прожила наша незабвенная бабушка, вдова фронтовика-минометчика, неполные шестьдесят четыре года. Инсульт прервал жизнь, наполненную любовью ко всем и всему, чего касалась ее тонкая, чувствительная душа. Но любовь не умирает, продолжая жить теперь уже во внуках и правнуках, которые хорошо знают свою родословную. В ней значится среди патриархов рода Евгения Николаевна Рекунова.
Ее лепту в Великую Победу, в утверждение жизни на родной земле трудно не заметить. И в год 75-летия праздника со слезами на глазах пусть этот короткий рассказ о моей дорогой бабушке, сильной духом женщине, вдове солдата, матери-героине с доброй и щедрой душой высветит золотыми буквами ее имя в ряду защитников своей великой страны, в ряду героев-победителей. Низкий поклон тебе, родная, за жизнь, за подвиг, за любовь!
Г.Горшкова, наш внешт. корр.
Фото из семейного архива
Добавить комментарий
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные и авторизованные пользователи.
