И не был позорным знак «SU»

Родилась Тамара, в девичестве Лимахина, 2 февраля 1924 года в городе Омске-Ленинске. После окончания неполной средней школы в Кыштыме Челябинской области поступила в Ишимское педагогическое училище, в июне 1941 года начала трудовую деятельность директором Голдобинской неполной средней школы Ишимского района, но уже в июле этого года избрана председателем Ишимского райкома профсоюза работников просвещения. В Ишим переехала и вся семья Лимахиных. Отец, Геннадий Николаевич, журналист, работал в редакции газеты «Ишимская правда», мама, Агриппина Ивановна, была портнихой на дому.

Война, грубо ворвавшись в размеренную жизнь страны, проверяла на патриотизм каждого. Тамара, как и десять тысяч ее сверстников 1921-1924 годов рождения из Омской и других областей Сибири, 6 апреля добровольцем вступила во второй состав 229-й стрелковой дивизии, формировавшейся близ города Ишима.

О той весне сорок второго Тамара Геннадьевна напишет в воспоминаниях: «Многолюдно на улицах, ведущих к райвоенкомату». Туда спешат все: степенные мужчины и женщины, юноши и девушки. Коммунисты и комсомольцы. Это добровольцы, желающие выехать на фронт в составе своей сибирской дивизии. Чем ближе к военкомату, тем больше людей…Слышатся обсуждение последних событий с фронта, доносятся реплики медкомиссии…В стороне — подводы. Это приехала сельская молодежь. Звучат баян, песни, смех молодежи и плач матерей. Некоторые спешат к репродуктору у базара, чтобы послушать последние известия.

Город живет, трудится, помогает фронту, пополняет ряды защитников Родины. Мы же, курсанты школы младших командиров, строем направляемся на концерт в Дом Красной Армии. Звонко запевает Любовь Малышкина: «Среди лесов дремучих, среди лесных полян…» Рота девушек подхватывает: «Суровый голос раздается: «Клянемся землякам: покуда сердце бьется, пощады нет врагам». Мелодии песен летят ввысь, заполняют город, зовут на битву с врагом.

Плакаты на зданиях и заборах вопрошают: «Чем ты помог фронту?», «Родина-мать зовет!» — призывает другой. Суровый облик матери с листком боевой присяги и поднятой рукой врезается в память, щемящей болью отзывается в сердцах.

Вездесущие мальчишки и девчонки сопровождают нашу колонну до места назначения. Останавливаются матери, глядя нам вслед. А мы горды тем, что уже находимся в рядах сибирской дивизии, что наши занятия подходят к концу, что через несколько дней нам присвоят воинское звание и отправят в полки…В Синицынском бору в санроте царит деловая обстановка, все серьезно готовятся к фронту.

Расцветающая природа напоминает о прелести мирных дней. Лес шумит молодой листвой, ветерок качает верхушки сосен и елей, поют птицы, и в нашей душе все поет: мы едем на фронт» («Ишимская правда», 19 февраля 1975 года).

После дивизионной школы младших командиров – санинструкторские курсы в городе Скопине Рязанской области, 783-й стрелковый полк. Тамара Лимахина на передовой, при роте автоматчиков.

«Нам, ишимским девчатам, хотелось быть вместе, — писала Тамара Геннадьевна. – Но мы понимали, что должны честно служить Родине там, куда нас направят. Сержант Любовь Малышкина направлена санинструктором в 804-й стрелковый полк, Лиза Аверина – в 783-й, сержант Надя Субботина – в медсанбат…»

Они все – почти вчерашние школьницы: Нина Морозова, Мария Родькина, Елена Валдаева, Фаина Федорова, Анна Юникова, Лиза Мулицина, Нина Помешкина, Галя Горбунова, Лида Павлюкевич. Песни внутри стихли быстро. Война заставляла держать экзамен теперь уже и на стойкость: по Волге – на пароходе, затем двухсоткилометровый пеший марш, переправа через Дон – под прицелами вражеских бомбардировщиков. Сталинградский фронт, цимлянское напрвление. 229-й выпало совершенно открытое, тактически не приспособленное пространство высокой гряды междуречья Солона и Чира, она растянулась на множество километров, ведя на разных участках неравные бои. Центр дивизии – как раз 783-й стрелковый полк.

Медсанбат обосновался на берегу реки Чир. Раненые поступали беспрерывно. От них девчонки и узнавали географические названия, где из последних сил держались сибиряки: город Суровикино и районы Логовский, Евсеев, Майоровский, участок железной дороги Лихая-Сталинград, коридор Савинская-Нижне-Чирская, хутор Пятиизбянский.

Именно у последнего потеряли ставшего уже родным за пройденный от Ишима до Сталинграда путь командира дивизии – полковника Федора Федоровича Сажина. В должность эту он вступил 10 марта 1942 года. Погиб под Сталинградом и командир 783-го полка майор С.Рыбаков, ранен комиссар Сизов.

В сталинградской мясорубке сибирско-ишимская дивизия в полной мере узнала мощь вражеской армии: против нее устремились главные силы ударной группировки 6-й немецкой армии в составе 51-го армейского и 24-го танкового корпусов. Степь утонула в пыли и дыму от канонады, гари трав и нескошенной пшеницы. Но не удалось фашистам с ходу, одним ударом окружить наши войска в большой излучине Дона, и захват Сталинграда в первых числах августа 1942 года стал неосуществленным пунктом планов немецкого командования.

В окружении на правом берегу Дона остались четыре советских дивизии, в том числе 229-я. В оперативной сводке за 17 августа отмечалось: «Связи с 33-й, 181-й, 147-й и 229-й стрелковыми дивизиями установить не удалось. На вызовы по радио они не отвечают. Из опроса вышедших на восточный берег Дона командиров установлено, что под воздействием противника дивизии расколоты на мелкие группы».

Из 10 тысяч солдат 229-й стрелковой дивизии на левый берег Дона пробились лишь около 750 человек. В их числе – Валерия Осиповна Гнаровская, призванная на фронт Бердюжским райвоенкоматом, посмертно удостоенная 3 июля 1944 года, уже при освобождении Украины, звания Героя Советского Союза.

А медсанбат дивизии, в составе которого была Тамару Лимахина, другие ишимские дечата, проблуждав с ранеными несколько ночей по балкам, оказался в районе Суровикино, а там был целиком взят в плен.

10 августа 1942 года из района Большой Осиновки вместе с ранеными бойцами и командирами Тамара отправили в станицу Нижне-Чирскую. В лагере военнопленных на поверку с новой силой выходили и милосердие (медсестры ухаживали за ранеными), и стойкость (пленных пешком конвоировали в Харьков). «Несколько дней мы ничего не ели и не пили… — вспоминали Тамара Геннадьевна. – Впоследствии кормили два раза в день сырыми отрубями, разведенными в воде, примерно пол-литра на один раз. Командный состав отделили от рядовых и отправили по железной дороге во Владимир-Волынский, здоровых бойцов куда-то угнали, тяжелораненых расстреляли, а нас погрузили в товарные вагоны и отправили в Германию. Каждый день пленные умирали от ран и от голода».

В феврале 1943 года за отказ работать на военных заводах в Германии в числе 536 советских военнопленных женщин-врачей, медицинских сестер и связисток Тамара Лимахину привезли в Равенсбрюк, женский концентрационный лагерь третьего рейха, располагавшийся на северо-востоке Германии, в девяноста километрах к северу от Берлина, в одноименном селе около курорта Фюрстенберг.

Пленных независимо от времени года раздевали догола на дворе, остригали волоса. Отбирали все личные вещи и документы. Затем час или более они дожидались пропуска через баню, облачались в полосатые платья и деревянные колодки-шлепанцы. На левом рукаве был лагерный номер и винкель – знак в виде треугольника, окрашенный в зависимости от категории пленных. Для политических заключенных и участников сопротивления – в красный цвет, в центре треугольника стояла буква, указывающая национальность. Русский винкель «R» советские военнопленные отказались пришивать. В результате они получили красные винкели с буквами «SU» — «Советский Союз», обозначив тем самым особую категорию – совестких узниц.

Условия жизни в лагере были неимоверно тяжелыми. Русским девчатам приходилось быть и врачами, и санитарками, и уборщицами. За малейшее нарушение конвоиры жестоко избивали узниц. Из воспоминаний Т.Г. Шастуновой: «Равенсбрюк. Центральный женский концлагерь, в котором изнуряющей работой, избиениями, штрафами, голодом фашисты приводили к смерти тысячи женщин разных национальностей: русских, украинок, чешек, полек, француженок, немок, югославок…Многие стали больными, умалишенными, преждевременно постарели. Тиф, туберкулез косили пленниц. Крематорий работал ежедневно. Врачи-арийцы периодически вели отбор на поезда смерти.

Вспоминаю длинные четыре ряда швейных электрических машин, узкие проходы, духота, пыль. В дверях встречал молодой эсман Верман, испытывающий дьявольское наслаждение при истязании беззащитных женщин. Кровь на лицах невольниц при побоях вызывала у него истерический смех. Как шакал, высматривал он жертву для избиения.

Тихо приходили в мастерскую, садились в машины. Закоченевшие пальцы не могли держать ножницы, эсэсовец, ехидно улыбаясь, ходил, снимал оконные рамы, ставил их на пол. Начинался сквозняк. Холодный зимний ветер пронизывал до костей. «Проветривание» продолжалось по два-три часа. Сами надзиратели уходили в теплую комнату, откуда порой слышалось требовательное приказание: «Арбайт! Шнелле!» Иногда в мастерской появлялся эсман высокого роста, с длинной шеей, как у жирафа. Взглядом исподлобья всех обведет и направляется к столу, где сложены готовые изделия – одежда для заключенных. У женщин в груди сжимается сердце, оно бьется как птица в клетке. У каждой мысль: сейчас изобьет. Подзывает ответственную за работу. Маленькая щупленькая женщина с бледным болезненным личиком медленно, но твердо идет к столу, не подавая вида, что боится. Никто ничем не может ей помочь. Все знают, что она будет избита, может быть, до полусмерти. Он бьет ее руками, железными подковами сапог. Защищая лицо, она старается подняться, но это еще больше взбешивает эсмана…Никто уже не шьет, поднялись и с ненавистью смотрят на истязания. В сердце кипит бессилие – от унижений, оскорблений, боли. «А-а, — раздается крик невыдержавшей женщины. Зверь, остолбенев от крика, останавливается, выпускает табуретку, потуманившим взглядом обводит всех, последний раз толкает жертву и уходит. Эсэсосвка и Верман, смеясь, говорят: «Мертвая?» Избитую тащат в туалет, бросают на пол. Работа идет своим чередом. Запомнились особой жестокостью Биндор и Граф»

В концлареге к понятию чести добавилось умение понимать друг друга без знания языка, дорожить интернациональной дружбой. Тамара, заключенная под №17501, держалась вместе со старшей подругой Евгенией Лазаревной Клем, чешкой Геленой Лефлеровой из Лидице, учила ее русскому языку, читая наизусть стихи, рассказывая о сибирской природе. Особенно часто всплывала в памяти Тамары осень сорок первого. Вместе с работниками райисполкома она тогда участвовала в уборке урожая под деревней Сорочкино Ишимского района. Напоенная соками земли и напоенная солнечным светом пшеница радовала глаз и душу, все дружно, с песней вязали кошенину в снопы. Даже не верилось, что где-то уже гремела война. И в страшных мыслях не представлялось девушке вот такое лагерное заключение.

…30 апреля 1945 года узников освободили советские войска. Но впереди еще ждал фильтрационный лагерь в Германии, проверки по линии особого отдела НКГБ, где с мая по август 1945 года Тамара Лимахина работала писарем при отделе воинской части 52709 «А».

27 января 2001 года Тамары Геннадьевны не стало, похоронена она в городе Ишиме. Страницы ее жизни вписаны в общую летопись 229-й стрелковой сибирско-ишимской – дивизии, поисковую работу о которой ведут учащиеся городской школы №31.

Л.МАРИКОВА, г Ишим. Из книги “Ишим(Суровикино: дорогами памяти”

(автор(составитель О. Н. Гультяева).

Печатается в сокращении