Суровикино – навек

Этим в 2018-м году запомнилась корреспондентам редакции газеты «Заря» труженица тыла, ветеран труда Н. В. Литягина – тогда вместе с представителями администрации приезжали к ней в юбилейный день рождения, и она коротко рассказала о себе. В год 75-летия Победы в Великой Отечественной войне мы снова побывали у Нины Валентиновны, чтобы подробно описать почти век жизни Суровикино: события, которые происходили здесь до войны, в дни оккупации и освобождения, годы восстановления и развития города.

Нина Валентиновна родилась в 1928 году в семье Клавдии Ермильевны и Валентина Андреевича Мартыновых, приехавших из других районов – Калача-на-Дону и Морозовской.

– Мама была поваром, папа пекарем, – начала повествование наша героиня, – одно время отец работал в торговле, потом – на строительстве молзавода. У нас и дом был на территории МКК, а в 1936-м году родителям дали участок здесь – на нынешней улице Матросова. Уже отсюда я пошла в восемь лет в первый класс – школа тогда была на месте автоколонны № 1729. У меня были старший и два младших брата, одного из которых не стало еще в детстве, в 1939-м году родилась сестренка Зоя.

В 1941-м мирную жизнь разрушила война, и совсем скоро после объявления вероломного нападения врага, Валентина Андреевича призвали в Красную Армию и отправили на обучение в Дубовку. (В.А.Мартынов стал командиром взвода 16-го отдельного противотанкового дивизиона 335-й стрелковой дивизии)

– Первые дни Великой Отечественной запомнились стоявшим по всему поселку плачем – практически из каждого двора провожали на фронт отцов, мужей, сыновей, – рассказывает Нина Валентиновна. – Потом как-то соседский дедушка решил сводить нас в кино. Мы пришли, но фильм все не включали – ждали, когда его подвезут. Сеанс начался ближе к вечеру, но на половине картины зажегся свет, вошел руководитель клуба и сказал: «Показ окончен – объявлена воздушная тревога. Немедленно расходитесь по домам!». Мы вышли, а на улице все небо прорезано лучами прожекторов – оно было настолько светлым. Правда, тогда бомбежки не было. Что это такое мы узнали позже – только в наш двор попало за время боев 11 мин и одна зажигательная бомба.

Еще один эпизод вспоминает наша героиня, как папа, ехавший из Дубовки на фронт, успел оповестить руководство школы о том, что поезд будет в такое-то время на железнодорожной станции и попросил с детьми повидаться. Директор просьбу выполнил, сказал педагогам учеников Мартыновых вывести к станции, но такое событие нельзя было пропустить и другим – практически все школьники, пропустив уроки, отправились в тот день на вокзал.

– Из одного из вагонов приостановившегося на минуту поезда к нам выбежал отец, – делится Нина Валентиновна, – успел только обнять, сказать «Вы ждите, я скоро вернусь», и – назад.

Немецкие войска подходили все ближе к Суровикино, и Клавдия Ермильевна собиралась эвакуироваться с детьми за Волгу, но во время сборов от отца кто-то передал ей наказ, оставаться дома: «Ехать некуда». Позже узнали, что тех, с кем планировали эвакуироваться, разбомбили под Свиридовкой.

– Мы попросились к соседям в укрытие, где уже собрались почти все семьи из нашего закутка, – продолжает Нина Валентиновна. – Я с маленькой сестренкой на руках сидела на земляных ступеньках у самого выхода, и тут кто-то как дернет крышку входа. Стоит солдат, направив на нас автомат: «Ком!». Я немецкий учила в школе, поняла и иду с сестренкой, подняв руки. Стали выходить и остальные. А братишка мой, он хоть всего на два года старше был, а вытянулся высокий. Солдат на него: «Партизанен?». Мать на колени упала: «Сын! Сын!». Тот поверил и отпустил. Показывает на корову у плетня и изображает «доить», а потом «пить». Дали ему молока, он напился и достает из кармана фотографию, где трое детей. Пытается объяснить, что это дома семья, и война не нужна…

Нина Валентиновна уточняет, что оккупанты были разными. Один маленькой Зое, распевавшей во дворе «Пойдут машины в яростный поход, когда нас в бой пошлёт товарищ Сталин», все подсовывал сахар, а другой с остервенением вырывал сладкий кусочек, если увидит, и выбрасывал, чем вызывал, слезы у ребенка. В доме поселились немецкие офицеры, а Мартыновы жили в погребе – матери и детям переводчик сообщил, что им запрещено входить в собственные комнаты. Еще были у офицеров денщики: между собой они разговаривали на русском и говорили, что были пленными. Клавдия Ермильевна стирала им, так чтоб не видели немцы, а они давали ей что-нибудь съестное.

– Лебеду ели, сусликов, даже лошадь дохлую, – делится Нина Валентиновна. – А однажды чуть за голод жизнью не поплатились. Один из соседей позвал у него на бахче арбузов набрать, мы и пошли. Идем, не таясь, в полный рост, а он как дал по нам очередь… Оказывается, полицаем к немцам пошел – видно, хотел выслужиться.

– Уже в холода как-то нас с младшим десятилетним братом немец заставил сани со снарядами тащить, – продолжает Нина Валентиновна, – Отходил плеткой за то что не могли их никак сдвинуть с места. Страшно нам, но идем, ревем в голос, и тут, примерно в районе, где улица Суровикинская, кто-то нас окликает, чтоб бросали сани и убегали. Мы послушались, и, только отбежали, как наш груз взорвался – начался бой. Испуганные бросились к своей родной тете в укрытие (сейчас это улица Зеленая). Сидим, тишина такая, и кто-то из женщин говорит: «Хоть бы так всегда было». В этот момент подошел поезд, высоко в небо полетела ракета, а потом с самолета загудела бомба. Состав взорвался – а везли бочки с горючим. Огонь, осколки, рев, крик… Я побежала… Бегу, куда глаза глядят – так жутко было. Догоняет меня кто-то, кричит, чтоб держалась рядом с ним, пытается объяснить, мне, что он один из денщиков немецких офицеров, стоявших в нашем доме: «Сейчас балочка, потом еще одна, а там к речке выберемся». Шумит и мне, и другим, чтоб не вылезали на гредер, а когда увидел скопление людей у большого стога сена, закричал им убираться оттуда. Уже в Жирках возле реки под обрывом в подкопе местные прятались, и он попросил их взять меня к себе. Обещал прийти утром, шепнув, что является партизаном. Он, и правда, вернулся, а с ним еще один мужчина. Пока шли, денщик рассказал, что на нашей улице сгорело пять домов – уцелел ли наш, не знает, но все равно наказал идти в Суровикино (кто-нибудь да остался из родных или знакомых). Проводил меня до района тюрьмы, попрощался, достал откуда-то бороду накладную, чем напугал меня еще больше, и вместе со своим товарищем направился к чудинскому железнодорожному мосту.

В угол дома Мартыновых попал снаряд. Маленькую Зою ранило. Корову запрягли в телегу, и семья направилась под гору – в Рудаковку, где были пустые базы и хатенки, в которых остались жить старики-сторожа.

Все это время бой не прекращался.

– Там девочка наша и умерла, – говорит Нина Валентиновна. – Брат ползком добрался до сторожей за чем-нибудь, в чем можно было бы ее похоронить. Они дали коробок, и братишка закопал ее сбоку дороги, написав на табличке: «Здесь покоится Мартынова Зоя». Вернулся когда, рассказал маме, а она запереживала: «Зачем же ты это сделал?! А вдруг отец будет идти и увидит? Каково ему будет?» Брат пообещал на следующий день пробраться туда и убрать надпись. Но ночью прошли танки, и уже не было ни таблички, ни могилки. Старики-сторожа стали говорить нам, чтоб возвращались домой, не то танками и нас подавят. Мы и вернулись.

По воспоминаниям Нины Валентиновны, незадолго до освобождения Суровикино в город прорвался Т-34. На одной из улиц танк провалился в погреб и не смог дальше ехать. Экипаж был убит, только одному раненому офицеру удалось спастись. Немцы три дня его искали с собаками, но так и не обнаружили. А оказалось, что раненый человек в этой суматохе сумел проскочить в дом, где расположилось немецкое начальство, и из сеней по лазу забрался на подловку.

– Соседка моей тети, Афанасьева Клавдия Васильевна в этом доме полы мыла, – описывает ситуацию Нина Валентиновна. – И вот, говорит, пришла, работает, а сверху откуда-то: «Гражданка! Гражданка!». Она не поймет, кто ее окликает. А ей: «Поднимите голову». Офицер попросил Клавдию Васильевну позвать денщиков, чтобы они спустили его оттуда – сам уже слезть не мог. Денщики помогли ей увести раненого в укрытие. Ему становилось все хуже, и после очередной сильной бомбежки она решилась позвать врача, служившего у немцев. Объясняла: «Терять мне нечего: своих детей, мужа нет, а человека, может, спасу». Доктору соврала, что это ее супруг – осколками зацепило. Но после осмотра медик сказал: «Вы врете! Ранен он уже давно. Не говорите больше никому. Я к вам уже не приеду – бричка больно приметная…» И, помолчав, добавил: «Я пешком приду». Офицера выходили, и как только наши пришли, его забрали. Потом он письма писал, все приехать собирался…

Еще вспоминает Нина Валентиновна, что этот офицер предупреждал, если советские войска станцию не займут, в ход пойдут «Катюши», так как стягивается много вражеских танков. Когда все началось, Калиновская гора была полностью в огне.

Рассказала наша героиня и о лагере для военнопленных в районе совхоза «Суровикинский», куда бегали с удочкой, чтобы спускать солдатам сухари и яблоки. А когда пленных гнали в сторону Осиновки, было страшно смотреть, как обессиленные люди падали и фашисты их сразу добивали, а кто мог, волокли товарищей на себе, чтобы дать им шанс выжить. «Всю дорогу трупами устелили», – говорит женщина.

– Когда немцев прогнали, нас отправили собирать по полям убитых, – продолжает она. – Старики из блиндажей их вытаскивали, а мы на санях везли к большой яме на кладбище. Деды насчитали 800 человек… Позже это захоронение перенесли в центр. После освобождения старший брат работал в трофейной бригаде, которая отправляла на переплавку оставшееся повсюду железо, а меня взяли в заготконтору. В 1944-м старшего брата призвали в армию, и он еще успел повоевать, был трижды ранен.

Про отца же семье сообщили, что пропал без вести, но мама всегда твердила, что он обязательно вернется. Так и произошло в 1946-м году. Оказывается, вскоре после встречи с детьми на вокзале Валентин Андреевич попал под Белой Калитвой в плен. В 1948-м году у Мартыновых родился еще один сын.

Нина Валентиновна закончила заочные курсы бухгалтеров, трудилась в сельхозотделе, была секретарем комсомольской организации, потом по комсомольской же путевке ее направили в торговлю. С 1976-го по 1994-й годы работала экспедитором Усть-Медведицкого совхоза.

Удивительна история знакомства Нины Валентиновны с мужем Михаилом Федоровичем Литягиным, с которым прожили вместе 49 лет.

– Я писала в армию одному суровикинскому парню, – делится она, – а супруг служил с ним. И однажды этот суровикинец, уезжая куда-то, попросил моего будущего мужа ответить мне, как письмо придет. Тот так и сделал. Я спрашиваю, почему другой мне отвечает, а он все как было и рассказал. Я тогда решила, что раз так, больше со своим земляком переписываться не буду – обиделась. А с Михаилом как-то так потихоньку переписка наоборот разгорелась и продолжалась целых два года! Однажды он присылал свою фотографию, где с ним еще два товарища, но кто из них Литягин, не обозначил. И вот Миша пишет, что возвращается домой, в Камышин, 28-го марта. Поезд идет через Суровикино. А папа мой 18-го должен был на станции встречать корреспондента, который приехал на конезавод. Мы с подружкой и увязались с ним – интересно же! А там, на вокзале, вроде как в шутку, решили спросить по вагонам, не едет ли солдат какой в Камышин. Кто-то ответил, что офицер сходил, а больше никого не видели, а в одном из вагонов парень сам к нам вышел: «Девчат, а вы Нину Мартынову не знаете?». Мы спрашиваем: «А Вы ее знаете?». Он стал рассказывать, что знает – переписывались, а сейчас со службы домой едет. Я удивленно сприваю: «Вас случайно не Михаил зовут?». Оказалось, что это он и есть – демобилизовали чуть раньше. Он побежал в вагон за вещмешком и вернулся... Приехали с папой ко двору, я к маме: «Мам, там «заочник» (заочно знакомый) приехал»

– А где же он?

– В машине у папы сидит.

– А домой почему не зовешь?

– Да неудобно…

Мама вышла, и сама его на ужин позвала. Миша родителям очень понравился. Переночевал он у нас и поехал в Камышин. Потом устроился в Сталинграде на Тракторный завод, ко мне в гости ездил три месяца, а после совсем сюда перебрался. И однажды, уже мы женатые были, земляк тот, с которым переписывалась, с мамой своей заявился – свататься. От ворот поворот получил.

Всю семейную жизнь Михаил Федорович и Нина Валентиновна были очень дружны, уважительно относились друг к другу. Дочка Литягиных, Зоя говорит, что этому браку можно было только завидовать: «Папа всегда старался все сам сделать, а маму оберегал. Самое серьезное у него ругательство в ее адрес, когда сильно выведет: «Ведьмочка». Он все умел, был большим мастером и не только у нас дома все делал, но и людям постоянно помогал – калитка никогда не закрывалась, и к нему постоянно обращались с просьбами».

Ушел Михаил Федорович рано – года не хватило Литягиным, чтобы отметить золотой юбилей совместной жизни. Еще на фронте случилось, что Михаил примерз в окопе – ломом отбивали. С тех пор мучился почками и однажды болезнь победила…

Заботу о маме взяла на себя дочь Зоя, ее дети Михаил и Надежда, внуки Дарья, Денис, Дмитрий и Демьян. Нина Валентиновна с гордостью и радостью сообщает, что ей с родными очень хорошо, а уж младшие правнуки жалеют ее до невозможности. Сама она уже практически не видит, и ребятишки стараются не то что выполнить просьбу, но и предугадать ее желания: принести попить или угостить чем-то, рассказать, что пишут в газетах или показывают по телевизору, любят и просто послушать бабушкины воспоминания и рассказы о былом.

А живет Нина Валентиновна все в том же доме, который построил ее отец в 1936-м году. Доме, где сохранилась история.

Е.Мурзина, наш корр.

Фото из архива Н.В.Литягиной