Степь лазоревая

Из книги «Ишим Суровикино: дорогами памяти»

30 апреля 2018 года, окрестности города Суровикино Волгоградской области. Большая излучина Дона. Я стою посреди степи. Температура воздуха – плюс двадцать четыре по Цельсию, небо абсолютно чистое, солнце пригревает так, что даже ветер очень тёплый. Правда, пока не горячий. Всё же апрель – не июль. Но по сравнению с Ишимом, из которого я только вчера приехала и где ещё не весь снег в лесах растаял, – настоящее, полноценное лето. По склонам балок цветут дикая смородина и тёрн. А главная красота – поля цветущих тюльпанов. Алые, бордовые, ярко-жёлтые, бледно-сиреневые, почти белые на фоне свежей зелёной травы – просто невероятное зрелище для меня, родившейся и выросшей в Сибири.

Лазорики – так ласково называют суровикинцы эти чудесные цветы. Лазоревая степь. Я вдыхаю потрясающий аромат диких тюльпанов и понимаю, как легко влюбиться в апрельскую степь – такую мягко-зелёную, ласково-тюльпановую, приветливо-бескрайнюю, изрезанную морщинками-балками, улыбающуюся этими балками солнышку. Правда, одно чёрное пятно апрельской степи я заметила, вернее, чёрную ленту: гадюки уже проснулись, и одна только что переползла нам дорогу. Но, видимо, нелюбовь у людей и змей взаимная, по крайней мере, больше мы змей сегодня не встретили.

Да, апрельская степь располагает к себе, её легко любить, как маленького ребёнка, забавного в своей непосредственности. А попробуйте полюбить колючего, ершистого, непредсказуемого подростка. Степь июльскую. Когда солнце выжжет траву, горячий ветер будет сушить кожу и носоглотку. И – никаких лазориков, только склоняющийся на ветру седой цветущий ковыль. Раскалённая сковородка преогромных размеров – вот что такое июльская степь. Сейчас местами встречаются деревья, а значит, тень, но это – искусственные насаждения пятидесятых годов, послевоенных. А 42-й год встречал сибирских бойцов по-спартански: голое раскалённое пространство, простреливаемое и с земли, и с воздуха. Проблемы с водой. Излучина-то Донская, но до Дона – десятки километров. До Чира ближе, но путь к нему – под обстрелом. А после нескольких дней боёв вода ближайших водоёмов стала непригодной для питья вообще, так как они были наполнены трупами людей и лошадей. В некоторых балках бьют небольшие ключи, но их ещё найти надо. Вряд ли о них знали сибирские мальчишки, которые только вчера с марша – и сразу в бой. Которые ещё не вполне осознали, куда они конкретно, географически, попали, особенно если учесть, что у большинства деревенских парнишек образование было два-четыре класса сельской школы. Но что у них было точно – это характер и желание победить врага.

Воду доставляли с перебоями, из глубокого тыла, только для питья, о помывке и стирке речь вообще не шла. Её и для питья-то катастрофически не хватало. Чтобы не допустить обезвоживания организма, бойцов кормили вяленой воблой. Да-да, солёной. В первые часы после такой пищи сильно хочется пить, но через некоторое время жажда стихает, а соль задерживает жидкость в клетках тканей. Меня удивила одна находка поисковиков. Вернее, не одна, а одного типа, так как встречались эти вещи рядом с поднимаемыми останками бойцов на полях, где сражалась 229-я ишимская дивизия, достаточно регулярно. Фляжка для воды. Стеклянная. Чаще находили, конечно, осколки, но вот в прошлом году подняли целую, с водой. Водой, которая утекла много лет назад, в которую нельзя войти дважды. Но вот – нашли. И вода была вполне свежей, так как фляжка оказалась закрытой герметично. И, пока её не открыли, она прекрасно хранила своё содержимое, в этом отношении показала себя очень надёжной. Но... стекло. В походно-боевых условиях... Кто ж это придумал-то? И кто придумал отправить бойцов в голую степь, не подготовленную для обороны, почти без шанцевого инструмента? Только около небольшого числа поднимаемых останков находятся малые сапёрные лопатки. Даже их – мало. А больших лопат – ничтожное количество. О каких окопах и укреплениях могла идти речь, когда копать приходилось по очереди? И ладно, если удавалось выцарапать в каменно-твёрдой почве одиночный окоп в рост, в полроста. Пытались рыть даже касками, вырвав из них подшлемники.

Валерий Владимирович Чувилёв, много лет возглавляющий казачий поисковый отряд «Обелиск», любит степь любую: ласково-весеннюю, знойно-летнюю, задумчиво-осеннюю, ветрено-зимнюю. Любит и знает. Он водит меня по местам сражений 229-й стрелковой дивизии и рассказывает, рассказывает, рассказывает. В любом месте степи, где бы мы ни остановились, он показывает расположение наших оборонявшихся частей и направления ударов противника, поясняет, в каких числах и какие бои происходили на этом конкретном месте, а подробнее всего – где, когда и кого из бойцов 229-й дивизии удалось поднять его отряду, как происходили перезахоронения останков погибших солдат. Не понимаю, как он это делает. Я потеряла ориентировку на местности, как только мы выехали в степь. Для меня всё вокруг – одинаковое. И, стоя посреди этого огромного монотонного пространства, я осознаю, что мальчишки, перекинутые жёсткой рукой войны из сибирских лесов в донскую степь, тоже не ориентировались. «’’Степь да степь кругом’’– поётся в известной песне. Вот и блудили кругами при отступлении, и попадали массово в плен, выходя вместо Дона к немецким позициям. И окапывались – как придётся, не понимая направления ударов», – рассказывает Валерий. Его поисковый отряд с 2010 года плотно работает по 229-й сибирской дивизии. Первое время пытались выстраивать в систему обнаруженные оборонительные укрепления, окопы, одиночные ячейки. Рисовали планы, строили прогнозы относительно следующих находок согласно логике построения обороны. Позже поняли: нет логики. Очень большая протяжённость линии обороны дивизии негативно повлияла на удельную плотность этой обороны, а недостаточная ориентация на местности внесла дополнительный хаос. В результате окапывались кто как мог, в разных местах и направлениях, лишь бы хоть как-то углубиться.

Разумеется, у меня возник вопрос, почему нельзя было использовать вместо окопов естественные углубления – многочисленные балки. Оказалось, что, во-первых, у балок слишком пологие склоны для того, чтобы служить надёжными укрытиями, а во-вторых – они направлены по ходу наступления противника, а не поперёк, поэтому легко простреливались на всю длину и не давали развернуться к противнику фронтом.

Более двух столетий назад Александру Васильевичу Суворову после завершения очередного сражения доложили:

– Победа! Война окончена!

– А убитые захоронены? – спросил он.

– Никак нет, не успели.

– Пока не будет предан земле последний погибший солдат – война не окончена! – в гневе воскликнул полководец.

Отступавшие с боями и огромными потерями части 229-й дивизии не имели возможности хоронить своих павших бойцов. Многие остались там, где их настигла смерть, – в засыпанных окопах, воронках от снарядов. Тяжелораненых немцы добивали и бросали в балках. Пленных, которые могли идти своими ногами, сгоняли в лагеря временного содержания, которые зачастую располагались прямо посреди степи, под открытым небом. И здесь смертность была очень высокой. Никаких индивидуальных захоронений даже не предполагалось. В лучшем случае хоронили в общей могиле, без опознавательных знаков. Один из таких лагерей временного содержания был расположен в Суровикино, на территории элеватора – его при отступлении немцы подожгли вместе с пленными, которых не успели вывезти. И никто до сих пор не знает, сколько там было людей, кто... Работы у поисковиков – непочатый край. И низкий поклон им за эту работу, за совершенно бескорыстное служение памяти. Некоторые участки, на которых велись бои, сегодня недоступны для поисков, например, земли, находящиеся теперь под Цимлянским водохранилищем. Или – попавшие под застройку. Долгие годы поля, на которых шли кровопролитнейшие сражения, не распахивались и не засевались. В некоторых местах это и невозможно было сделать из-за огромного количества останков людей, машин, оружия в земле. По рассказам суровикинцев старшего поколения, вся степь была усыпана патронами, осколками снарядов, практически все мальчишки послевоенных лет обзаводились на местах боёв винтовками, особо удачливые – автоматами. Патроны собирали целыми вёдрами. Сейчас часть степи уже распахана. Прошло 75 лет после освобождения Сталинграда. Но вот сегодня, остановившись у ещё заметного следа от окопа, мы наткнулись на 65-миллиметровый бронебойный снаряд, пустой, но весьма массивный. Повторюсь: через 75 лет...

Как поисковики опознают поднятые останки бойцов? По надписям, выцарапанным на ложках, на касках, большая редкость – портсигар с фамилией владельца, часы. Удача – найти заполненный и не повреждённый влагой смертный медальон. По правилам, такой медальон должен был быть у каждого бойца. На вкладыше – фамилия, имя, отчество, адрес, где жил на момент призыва в армию, данные о ближайшем родственнике, которому будет выслано сообщение о гибели. Но часто вкладыши оставались пустыми: среди бойцов ходило суеверие, что заполнение смертного медальона – к смерти. Если командир роты проследил, чтобы данные были внесены, – есть шанс опознать погибшего, если упустил этот момент – останки безымянного солдата. Но даже если медальон был заполнен по всем правилам, не факт, что он будет прочитан. Время играет против. Бумага – ненадёжный материал, медальоны могут быть недостаточно герметичными, а вода имеет обыкновение попадать в любую, даже самую малую щель. И вот, поднимают поисковики медальон, не дыша раскручивают капсулу, достают вкладыш... или то, что от него осталось, очень осторожно разворачивают. Иногда удаётся прочитать сразу – большая радость, можно начинать поиск родственников. Некоторые медальоны были отправлены на экспертизу и прочитаны с помощью современной техники.

В Чиру спокойная вода,

Лишь иногда блеснет, как бритва,

А ведь когда то здесь война

Бесилась в грандиозной битве.

Лавиной танков, словно звери,

Вползал фашист на Тихий Дон.

Он не считал свои потери,

А рвался к Волге напролом.

Под жутким воем шестиствольных,

Под ураганным артогнем

Полки с упорством обреченных

Дрались на рубеже своем.

Враг с огнеметом бил по доту,

Где взвод стрелковый фронт держал.

Как выжить в пекле тут живому,

Когда расплавился металл?

Прими, Господь, все души павших

В проклятых жерновах войны,

Убитых, без вести пропавших

На всех фронтах родной страны.

В.ХАМАЕВ

…

Снова зацветёт лазориками степь донская по весне, летом будет ковыль колыхаться от ветра и трескаться земля от жара солнечного. Сколько ещё тайн откроет степь поисковикам? А сколько скроет навеки?

…

О.Гультяева.